А все кузнецкий мост и вечные французы. Горе от ума (примечания). М. Короткова. Традиции русского быта(68)
Кузнецкий Мост - одна из старейших улиц Москвы, появление которой связано со строительством в этом районе Пушечного двора, а название сохраняет имя стоявшего по линии улицы Кузнецкого моста через реку Неглиннуюю. В XVII-XVIII веках на улице жили представители знатных фамилий Мясоедовых, Салтыковых, Гагариных, Щербатовых, Долгоруковых, Волынских, Воронцовых, Голицыных и многих других. Начиная с XVIII века и вплоть до революции 1917 года,Кузнецкий Мост являлся главной торговой улицей Москвы - «святилищем роскоши и моды», славился магазинами одежды, книжными лавками, фотоателье и ресторанами.
«А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец...»
Автор: А. С. Грибоедов
Исторические традиции Кузнецкого Моста сохраняются и в настоящее время. Сейчас мост находится под землей. Известна фраза о его «исчезновении»: …смешно, что будут говорить: пошел на Кузнецкий мост, а его нет, как нет «зеленой собаки».
Время от времени Кузнецкий мост раскапывали - при строительстве в 1986г. и в 2003г.. Мост был археологически расчищен и законсервирован. По мнению специалистов, техническое состояние моста позволяет его реставрацию. Были планы раскопать его полностью и устроить музей под открытым небом, наподобие римских развалин, или построить комплекс, внутри которого можно было бы увидеть этот памятник истории.
В 2003г. преподавателями и студентами Высшей школы ландшафтной архитектуры и дизайна Московского архитектурного института (МАрхИ) была организована акция «Даешь Кузнецкий мост!» и были разработаны проекты его частичного и полного восстановления. Идея воссоздания Кузнецкого моста была даже поддержана архитекторами, историками и деятелями культуры. Вопрос о реконструкции Кузнецкого моста выносился на рассмотрение Общественного совета при мэре Москвы.
- Какой может быть туризм, если скрывать такие жемчужины? - спрашивал у собравшихся на заседание общественного градостроительного совета главный археолог Москвы Александр Векслер. - Речь идет не о музее, а о живом, теплом произведении, которое скрывается в каких-нибудь тридцати сантиметрах от асфальта. Его можно вернуть в полноценную городскую жизнь, сделав район Кузнецкого Моста пешеходным. К тому же в последние годы там сделано несколько удивительных археологических находок - например, в котловане ЦУМа нашли церковь Воскресения Словущего и могильную плиту Евдокии Лопухиной, сестры жены Петра I. Настоящее очень быстро уходит, а это - вечное.
Магазины были модными и дорогими. Один из путеводителей того времени писал: С раннего утра до позднего вечера видите вы здесь множество экипажей, и редкий какой из них поедет, не обложив себя покупками. И за какую цену? Все втридорога; но для наших модников это ничего: слово куплено на Кузнецком Мосту придает каждой вещи особенную прелесть.
Множество модных магазинов превратило улицу в место гуляний и встреч аристократов. Модные лавки предлагали услуги по пошиву одежды на заказ и продавали конфекцион - готовое платье и белье. С середины XIX столетия готовое платье стало вытеснять сшитое на заказ, а после крестьянской реформы повысился спрос и на более простую одежду. Но аристократия продолжала покупать модные товары именно на Кузнецком Мосту. В магазинах продавали «готовое платье из Парижа», образцы которого выставлялись в витринах на манекенах. Многие фирмы перешли на пошив одежды по европейским образцам на заказ, срок исполнения которых не превышал 24 часа. Писатель М.Пыляев так характеризовал улицу середины XIX столетия:
Кузнецкий мост теперь самый аристократический пункт Москвы; здесь с утра и до вечера снуют пешеходы и экипажи, здесь лучшие иностранные магазины и книжные лавки.
"Зашевелились Кузнецкий, Петровка, Неглинный, Лубянка, Мясницкая, Тверская, Арбат. Магазины стали расти, как грибы, окропленные живым дождем НЭПО… На Кузнецком целый день кипит на обледеневших тротуарах толчея пешеходов, извощики едут вереницей, и автомобили летят, хрипя сигналы."
После революции 1917г. большинство магазинов на Кузнецком мосту были закрыты, а в их помещениях расположились разные учреждения и организации. В годы НЭПа на Кузнецком вновь расцвела торговля. В начале 1922г. М.А.Булгаков так описывал улицу того времени:
Зашевелились Кузнецкий, Петровка, Неглинный, Лубянка, Мясницкая, Тверская, Арбат. Магазины стали расти, как грибы, окропленные живым дождем НЭПО… На Кузнецком целый день кипит на обледеневших тротуарах толчея пешеходов, извощики едут вереницей, и автомобили летят, хрипя сигналы.
А перекресток Петровки и Кузнецкого моста вошел в историю как место, где был расположен первый в Москве светофор.
Приведения Кузнецкого моста.
Как всякое историческое мест, Кузнецкий мост имеет свои легенды. Согласно которым, здесь обитали два призрака. Один из них - призрак француженки Жу-Жу, которая при жизни (в начале XX века) была обаятельной манекенщицей, работавшей в одной из модных лавок. Близкие отношения связывали Жу-Жу с известным предпринимателем Саввой Морозовым. Однажды утром, когда Жу-Жу ехала на извозчике по Кузнецкому Мосту, она услышала крики мальчишки-разносчика газет: «Савва Морозов покончил жизнь самоубийством!». Француженка выскочила из кареты, чтобы купить газету, и её насмерть сбил проезжавший мимо другой экипаж. На другой день поздним вечером в одной из подворотен Кузнецкого Моста был найден юный газетчик, задушенный женским чулком. Как установила экспертиза, чулок принадлежал именно Жу-Жу. С тех пор разносчики газет боялись Кузнецкого моста, а извозчики утверждали что в сумерках видели призрак девушки,бросавшейся им под колеса.Даже сейчас ходят слухи, что мстительная француженка является ночью одиноким прохожим, грозя скорой смертью.
Вторая легенда связана с извозчиком. Когда в XIX веке из казино на Кузнецком Мосту выходил проигравшийся человек, к нему тут же подъезжал серый экипаж, который предлагал игроку задёшево отвезти его домой. Тех, кто соглашался, больше никто никогда не видел. И сейчас люди говорят,что после полуночи «Серый экипаж» можно встретить на улицах Москвы. В наше время, как говорят, Серый экипаж появляется перед прожигателями жизни в виде призрачной раздолбанной шестёрки серого цвета.
София , Лиза , Молчалин , Фамусов .
Фамусов
Что за оказия! Молчалин, ты, брат?
Молчалин
Фамусов
София
Он только что теперь вошел.
Молчалин
Сейчас с прогулки.
Фамусов
А ты, сударыня, чуть из постели прыг,
С мужчиной! с молодым! – Занятье для девицы!
Всю ночь читает небылицы,
И вот плоды от этих книг!
А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок! -
София
Позвольте, батюшка, кружится голова;
Я от испуги дух перевожу едва;
Изволили вбежать вы так проворно,
Смешалась я.
Фамусов
Благодарю покорно,
Я скоро к ним вбежал!
Я помешал! я испужал!
Я, Софья Павловна, расстроен сам, день целый
Нет отдыха, мечусь как словно угорелый.
По должности, по службе хлопотня,
Тот пристает, другой, всем дело до меня!
По ждал ли новых я хлопот? чтоб был обманут…
София (сквозь слезы)
Кем, батюшка?
Фамусов
Вот попрекать мне станут,
Что без толку всегда журю.
Не плачь, я дело говорю:
Уж об твоем ли не радели
Об воспитаньи! с колыбели!
Мать умерла: умел я принанять
В мадам Розье вторую мать.
Старушку-золото в надзор к тебе приставил:
Умна была, нрав тихий, редких правил.
Одно не к чести служит ей:
За лишних в год пятьсот рублей
Сманить себя другими допустила.
Да не в мадаме сила.
Не надобно иного образца,
Когда в глазах пример отца.
Смотри ты на меня: не хвастаю сложеньем,
Однако бодр и свеж, и дожил до седин,
Свободен, вдов, себе я господин…
Монашеским известен поведеньем!..
Лиза
Осмелюсь я, сударь…
Фамусов
Ужасный век! Не знаешь, что начать!
Все умудрились не по ле́там,
А пуще дочери, да сами добряки.
Дались нам эти языки!
Берем же побродяг, и в дом и по билетам,
Чтоб наших дочерей всему учить, всему -
И танцам! и пенью́! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жены их готовим скоморохам.
Ты, посетитель, что? ты здесь, сударь, к чему?
Безродного пригрел и ввел в мое семейство,
Дал чин асессора и взял в секретари;
В Москву переведен через мое содейство;
И будь не я, коптел бы ты в Твери.
София
Фамусов
Попал или хотел попасть?
Да вместе вы зачем? Нельзя, чтобы случайно.
София
Фамусов
Пожалуй, на меня всю суматоху сложит.
София
По смутном сне безделица тревожит;
Сказать вам сон: поймете вы тогда.
Фамусов
Что за история?
София
Вам рассказать?
Фамусов
(Садится.)
София
Позвольте… видите ль… сначала
Цветистый луг; и я искала
Какую-то, не вспомню наяву.
Вдруг милый человек, один из тех, кого мы
Увидим – будто век знакомы,
Явился тут со мной; и вкрадчив, и умен,
Но робок… Знаете, кто в бедности рожден…
Фамусов
Ах! матушка, не довершай удара!
Кто беден, тот тебе не пара.
София
Потом пропало всё: луга и небеса. -
Мы в темной комнате. Для довершенья чуда
Раскрылся пол – и вы оттуда,
Бледны, как смерть, и дыбом волоса!
Тут с громом распахнули двери
Какие-то не люди и не звери,
Нас врознь – и мучили сидевшего со мной.
Он будто мне дороже всех сокровищ,
Хочу к нему – вы тащите с собой:
Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!
Он вслед кричит!.. -
Проснулась. – Кто-то говорит. -
Бегу сюда – и вас обоих нахожу.
Фамусов
История улицы Кузнецкий мост начинается с момента основания в этой местности Пушечного двора на берегу реки Неглинной. Двор был построен около 1475 года знаменитым зодчим и пушечным мастером Аристотелем Фьораванти. Вокруг Пушечного двора начали селиться специалисты пушечного дела, образовавшие Кузнечную слободу.
Название улицы происходит от моста через Неглинку. Мост до 1754 года был деревянным, а потом каменным – трехарочным шириной около 12 метров и длиной свыше 120 метров. В 1817-1819 годах, когда реку заключили в подземный коллектор, мост был снесен. Однако название улицы сохранилось. Это не удивительно, так как дома между улицами Петровкой и Неглинной были выстроены рядом с парапетом бывшего моста, а магазины в этих домах находились буквально на самом мосту.
С начала XVIII века Кузнецкий мост становится модной аристократической улицей, где строили дома Воронцовы, Долгоруковы, Салтыковы, Оболенские, Голицыны.
А с конца XVIII века – Кузнецкий мост – сосредоточение модных иностранных (в основном – французских) магазинов, торговавших дамскими туалетами и парфюмерией, ювелирными изделиями, книгами, предметами искусства.
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной…
Так писал Пушкин в «Евгении Онегине» об ассоритименте Кузнецкого моста.
Путеводитель 1831 года сокрушается: «Некогда была здесь слобода кузнецов. Они ковали железо и кровавым потом выковывали себе денную пищу. Теперь иностранцы выковывают себе золото. Мода и непостоянство вкуса суть руда, обогащающая их».
Ругал модную улицу Фамусов в комедии Грибоедова «Горе от ума»:
А все Кузнецкий мост и вечные французы,
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас Творец
От шляпок их, чепцов, и шпилек, и булавок,
И книжных и бисквитных лавок!..
В первой половине XIX века на Кузнецком в утренние часы можно было наблюдать необычное зрелище: вереницу изящно одетых дам и кавалеров, подметавших улицу под надзором полиции. Эти «дворники поневоле» – нарушители полицейских правил. И должны были подметать улицу в качестве наказания. Видимо, для большего эффекта полиция заставляла модников мести именно московскую улицу мод…
Кузнецкий мост и поныне является сосредоточением модных магазинов, бутиков и банков.
Начинается улица изящным домом середины XVIII–начала XIX веков в стиле классицизма (№ 1).
В начале XIX века он принадлежал графу Федору Толстому, известному своим громадным собранием славяно-русских рукописей и старопечатных книг. Позднее в доме располагались московская дирекция Императорских театров и театральная школа, которую закончили многие знаменитые актеры.
В доме напротив (№ 2) – располагался «Большой частный театр Солодовникова».
Гаврила Солодовников (1826-1901) – купец-мультимиллионер, отличавшийся легендарной скупостью. Про него рассказывали множество анекдотов: по дому ходит в заплатанном халате, питается на два гривенника в день, ездит в экипаже, на котором в резину обуты лишь задние колеса, утверждая, что кучер «и так поездит»…
Но и у Солодовникова был страсть – театр, на который он потратил немалые деньги. После его смерти здание арендовала Частная русская опера Саввы Мамонтова, на сцене которой пел Федор Шаляпин…
Солодовникова спрашивали: «Ну, куда ты свои миллионы, старик, денешь? Что будешь с ними делать?» ― «А вот умру – Москва узнает, кто такой был Гаврила Солодовников!»
На момент смерти его состояние оценивалось в 21 миллион рублей. Из них родственникам он завещал всего 830 тысяч. Остальные деньги – громадные деньги! – пошли на благотворительность. Если бы в те времена существовала Книга рекордов Гиннеса, то Солодовников занял бы в ней первое место, как филантроп, потративший самую большую в мире сумму на благотворительность…
На средства Солодовникова построены клиника при медицинском факультете МГУ, ряд больших домов для бедных в Москве, сиротский приют, несколько училищ в четырёх губерниях России. Но на это была потрачена лишь часть наследства. Остальные средства после 1917 года конфисковали большевики.
Ныне в здании театра Солодовникова размещается Московский театр оперетты.
Запоминающийся облик здания определяет разнообразие украшающих его декоративных деталей, изогнутые козырьки над балконами, майоликовые панно на аттике. Центральное панно с изображением сокола (по аналогии с фамилией владелицы дома) выполнено по рисунку театрального художника объединения «Мир искусства» Николая Сапунова. По бокам – рельефные изразцы по рисунку Михаила Врубеля «Рыбки».
На месте дома № 4 некогда располагалась большая усадьба князей Щербатовых. Здесь жил князь Михаил Щербатов (1733-1790), историк, автор «Истории Российской от древнейших времен» и книги «О повреждении нравов в России», в которой резко критиковал деятельность Екатерины II и нравы ее двора. Одна из его дочерей – Наталья – мать будущего философа Петра Чаадаева (1794-1856). Многие литературоведы считают ее прототипом Софьи – героини комедии Грибоедова «Горе от ума»…
На месте офисно-торгового центра «Берлинский дом» (№ 5), построенного по соглашению московских и берлинских властей, некогда стоял дом Анны Анненковой, матери декабриста Ивана Анненкова. Старуха была баснословно богата. В Москве ее называли «королевой Голкондой». Она была весьма своенравная и не без причуд. В доме у нее жило до полутораста слуг, на кухне дежурило 14 поваров, хотя она почти никого у себя не принимала. Одних платьев у нее было более 5 тысяч, поэтому, чтобы иметь представление об их разнообразии, была заведена специальная книга с образцами. Целая комната дома была занята самыми дорогими мехами. Анненкова страшно любила наряжаться, и когда ей нравилась какая-либо материя, то покупала целыми кусками, чтобы ни у кого в Москве не было подобной.
При этом сыну своему Ивану, декабристу, отправленного в ссылку в Сибирь, дала лишь скудные гроши…
Именно на Кузнецком мосту Иван встретился со своей будущей женой. Француженка Полина Гёбль служила приказчицей в модном магазине. Она самоотверженно последовала за Иваном Анненковым в сибирскую ссылку, хотя даже не была с ним помолвлена. Их обвенчали в далекой Чите, небольшом тогда городке, затерявшемся на бескрайних сибирских просторах. Только на время венчания с жениха были сняты кандалы…
Его мать прожила еще долго, промотала всё состояние. Ее похоронили на деньги внучки…
Дом № 6 на углу с Петровкой был построен в 1820-х годах Степаном Хомяковым – отцом знаменитого славянофила Алексея Хомякова.
У него в гостях бывали многие известные лица той эпохи – Александр Пушкин и Дмитрий Веневитинов, профессора-историки Михаил Погодин и Степан Шевырев, Николай Гоголь, Адам Мицкевич.
С этим домом связана весьма курьезная история. В конце XIX века Алексей Хомяков – наследник и тезка славянофила Хомякова – задумал построить на углу Кузнецкого моста и Петровки роскошный особняк. Но городская дума не утвердила его плана: она потребовала расширения улицы. Хомяков уперся: «Ведь земля моя!». Город предлагал купить этот клочок земли, но Хомяков заломил астрономическую по тем временам сумму – 100 тысяч рублей. Город, естественно, предложение отклонил. Тогда Хомяков огородил свою землю решеткой и посадил там деревья. Острые на язык москвичи окрестили этот мини-парк «Хомяковской рощей».
Тяжба Хомякова с городскими властями продолжалась 12 лет…
Но вдруг в один прекрасный день – ни решетки, ни «Хомяковской рощи» – булыжная мостовая. Как? Кто? – недоумевала Москва. Одни говорили, что родственники уговорили не срамить фамилию, другие – что Хомяков испугался судебного преследования. Писатель Владимир Гиляровский утверждает, что рощу свел на нет известный в те годы газетный романист Алексей Пазухин. Он добыл фотографию Хомякова и через общего знакомого послал ему газетную гранку, на которой была карикатура: осел, с лицом Хомякова, гуляет по роще…
Впрочем, Гиляровский не полностью рассказал эту историю. Эпилог ее менее эффектен: после постановления московской думы о принудительном отчуждении участка, Хомяков все-таки продал его городу за 38,5 тысячи рублей – и эта сумма значительно превышала рыночную стоимость «Хомяковской рощи»!..
На ее месте ныне стоит красивый дом в стиле модерн.
Слева от него (№ 7) – старинная усадьба Волынских–Воронцовых.
Владение принадлежало Марии, дочери Артемия Волынского, кабинет-секретаря императрицы Анны Иоанновны, казненного в 1740 году за участие в заговоре против всесильного фаворита Бирона. Оно перешло в качестве приданного к мужу Марии – графу Ивану Воронцову (1719-1786). Позднее в доме располагалась шикарная гостиница «Франция», в которой в разное время останавливались писатели Лев Толстой и Иван Тургенев, композиторы Александр Глазунов и Милий Балакирев…
Напротив (№ 8) – недавно возведенный новый корпус ЦУМа (Центрального универсального магазина) – одного из самых дорогих магазинов столицы..
Ранее на этом месте находилась усадьба графа Дмитрия Татищева (1767-1845), который многие годы был послом в Неаполе, Мадриде, Гааге и Вене. Он известен как страстный коллекционер. Свое бесценное собрание картин завещал императору Николаю I для Эрмитажа. В собрании Татищева были настоящие шедевры – Ван Эйка, Рафаэля, Леонардо да Винчи. В своем доме Татищев открыл модный магазин «Город Париж» – первый московский пассаж, который позднее перешел в руки уже упоминавшегося Гаврилы Солодовникова. Дом уничтожила в 1941 году фашистская бомба. В 1947 году на его месте был разбит сквер, облицованный красным гранитом из запасов, привезенных нацистами для памятника в честь победы над Россией…
В угловом доме № 9 некогда находился знаменитый ресторан «Яр».
Его открыл в 1826 году француз Транкль Яр (Tranquille Yard). «Ресторация с обеденным и ужинным столом, всякими виноградными винами и ликёрами, десертами, кофием и чаем, при весьма умеренных ценах», писала газета «Московские ведомости».
Александр Пушкин в свои приезды в Москву обязательно посещал «Яр» вместе со своими друзьями – поэтами Дельвигом, Баратынским, Вяземским и Языковым. Пушкин помянул ресторан в стихотворении «Дорожные жалобы» (1829):
Долго ль мне в тоске голодной
Пост невольный соблюдать
И телятиной холодной
Трюфли Яра поминать?..
Позднее «Яр» переехал в Петровский парк на северо-западе Москвы (ныне Ленинградский проспект,32).
В следующем за «Яром» здании (№ 11) находится Московский дом художника.
До 1917 года здесь находился выставочный зал и магазин известной фирмы Франца Сан-Галли, специализировавшейся на производстве оборудования для отопления, водоснабжения и канализации, а также на изготовлении художественного литья. В 1917-1918 годах в здании находилось арт-кафе «Питтореск». В его оформлении приняли участие известные художники-авангардисты: Владимир Татлин, Александр Осьмеркин, Александр Родченко. В кафе выступали поэты Владимир Маяковский и Давид Бурлюк. Режиссер Всеволод Мейерехольд поставил здесь «Незнакомку» Блока. Впрочем, советские власти быстро закрыли этот, как они выражались, «декадентский притон»…
Напротив (№ 14) архитектор – мастер модерна – Адольф Эрихсон построил пятиэтажный особняк для «Сибирского торгового дома Русско-Американских мехов Михайлова».
Здесь же размещалась меховая фабрика, которая продолжала работать и после 1917 года. А владельцы торгового дома эмигрировали в США, где основали новую меховую фирму – «Михайлов».
В соседнем здании (№ 16) ныне размещается Федеральная служба судебных приставов.
Этот дом в начале XX века был построен архитекторами Ерамишанцевым и братьями Весниными для филиала петербургского банка «И.В.Юнкер». Фасад оформлен коринфскими полуколоннами и глубокой входной аркой с маскароном Юпитера. По мнению искусствоведов, дом банка является одной из лучших построек московской неоклассики.
А ранее на этом месте находился галантерейный магазин и фабрика игральных карт француженки Мари-Роз Обер-Шальме. Ее заведение пользовалось огромной популярностью у московского барства, щеголей и щеголих. На Кузнецком мосту точно гулянье: в магазинах толпа, а у мадам Обер-Шальме такой приезд, что весь переулок заставлен каретами. Много денег оставлено в ее магазине! Недаром Обер-Шальме переименовали в Обер-Шельму, вспоминал мемуарист Степан Жихарев. И с тех пор бранное слово «шельма», обозначающее плута, мошенника, обманщика, прочно вошло в русский язык.
Не гнушалась Обер-Шальме и контрабандой. В 1804 году при осмотре ее магазина нашлось на 200 тысяч рублей запрещенных вещей. Но мадам спасли ее знатные покупатели – дело замяли.
Во время нашествия французов в 1812 году Обер-Шальме осталась в Москве. Ее удостоил часовой беседы сам Наполеон. После чего модистку москвичи стали называть шпионкой. Впрочем, по всей видимости, безосновательно. Обер-Шальме вместе с остатками французской армии покинула разоренную Москву, и по дороге на свою историческую родину умерла от тифа.
Лев Толстой упоминает Обер-Шальме в «Войне и мире»: к ней старуха Ахросимова повезла одевать дочерей графа Ростова.
После изгнания Наполеона генерал-губернатор Москвы граф Федор Ростопчин запретил в городе вывески на французском языке. Но, по свидетельству современников, уже в 1814 году всё возратилось на круги своя – на Кузнецком мосту наблюдалось «прежнее владычество французских мод»…
Напротив здания банка «Юнкера», на углу с Рождественкой, дом знаменитых купцов Третьяковых (№ 13), в котором до 1917 года располагался другой банк – «Лионский кредит».
А в начале XIX века здесь находилась типография Платона Бекетова, в которой издавались сочинения русских писателей. Потом – Московская медико-хирургическая академия. В конце XIX столетия по заказу Третьяковых архитектор Александр Каминский, женатый на сестре купцов, построил трехэтажный доходный дом в русском стиле, увенчанный высокими шатрами. Левую часть дома занимал популярный художественный магазин фирмы Дациаро. Основатель фирмы Джузеппе Дациаро (1806–1865) приехал в Россию из Италии. Его фирма славилась литографированными видами Москвы и Петербурга, портретами русских императоров, митрополитов и бытовыми жанровыми сценками. К созданию литографий привлекались лучшие художники того времени.
Дом № 15 также был построен для банка – Московского международного – архитектором Семеном Эйбушитцем в 1895-1898 годах.
Архитектурным прототипом построенного в стиле ренессанса дома послужило здание банка Святого Духа в Риме - первого в истории архитектуры сооружения, построенного специально для финансово-кредитного учреждения.
Рядом со зданием банка – во дворе дома № 17 – палаты Тверского подворья XVII века – резиденция тверских архиепископов.
Соседнее владение № 19 в середине XVIII века принадлежало Дарье Салтыковой, вошедшей в историю как душегубица Салтычиха, замучившая до смерти более 130 своих крепостных!..
Дарья Салтыкова (1730-1801), в девичестве Иванова, дочь приближённого к Петру I думного дьяка. Выдана замуж за богатого столбового дворянина Глеба Салтыкова. Дарья родила двоих сыновей, и вскоре овдовела. По отзывам современников, в 26 лет она была цветущая, набожная женщина, щедро раздававшая деньги на церкви. Говорили, что Дарья – самая богатая в Москве вдова, владевшая имениями в нескольких российских губерниях.
Всё изменилась после того, как она влюбилась в молодого красавца Николая Тютчева, деда поэта Фёдора Тютчева. В один прекрасный день Салтыкова узнала, что Тютчев тайно обвенчался. Обманутая любовница пришла в ярость, и публично кричала, что убьет изменника. Тютчев с женой сбежал из города. И вовремя! Салтыкова купила порох, чтобы спалить особняк вместе с любовниками. И не в силах совладать с переполнявшими её чувствами, стала вымещать злобу на своих крепостных. Основным поводом к наказанию было недобросовестность в мытье полов или стирке. Салтычиха била провинившуюся крестьянку первым попавшимся под руку предметом. Затем ее пороли на конюшне, порой до смерти. Салтычиха обливала жертву кипятком, палила ей волосы на голове. Жертв морили голодом и привязывали голыми на морозе.
О злодействах Салтычихи стали ходить по Москве страшные слухи. Ее крепостные обращались с жалобами к властям, но, благодаря влиятельному родству Салтыковой и ее подаркам, все оканчивалось наказанием… жалобщиков. Но все же двум крестьянам удалось подать письмо лично Екатерине II. Императрица назначила следствие, которое длилось более шести лет. Салтычиха ни в чем не сознавалась…
В 1768 году ее поставили у позорного столба, на Красной площади, рядом с Лобным местом, с табличкой на груди – «Мучительница и душегубица». Судья зачитал все совершенные ей преступления, после чего Салтычиха была приговорена к пожизненному заключению и заточена в московском Ивановском монастыре. Она прожила еще долго, и даже родила ребенка от солдата, охранявшего ее. И ни разу не раскаялась в своих чудовищных злодеяниях!…
Дом Салтычихи в 1888 году был перестроен для филиала универсальной торговой фирмы «Мюр и Мерилиз» (Ныне – ЦУМ). Основное здание находилось недалеко – на Петровке (№ 2), рядом с Большим театром. Торговая фирма была основана еще в 1843 году в Петербурге шотландцем Арчибальдом Мерилизом. Его преемником стал другой шотландец – Эндрю Мюр, брат жены Мерилиза.
Угловой доходный дом (№ 20) знаменит прежде всего своим владельцем – Григорием Захарьиным (1829-1897). Профессор медицины Московского университета, знаменитый врач-практик, которого знал весь город.
Один из его учеников вспоминал: постоянными пациентами Захарьина были богатые купцы и преуспевающие фабриканты. Они свято верили, что он любого спасет от смерти, но и до смерти его боялись.
Зарисовку метода лечения Захарьина оставил художник Константин Коровин. В его любопытных воспоминаниях есть рассказ, который так и называется «Профессор Захарьин». Пациент – директор правления железной дороги, что называется, обезножел. Ждет приезда врача.
Уже приезжали ассистенты Захарьина, приказали, чтобы все часы в доме остановить. Маятники, чтобы не качались. Канарейку, если есть – вон. И чтобы ничего не говорить, отвечать только «да» или «нет». И называть профессора не иначе как «ваше превосходительство»…
– И вот за то, что бочку таскаешь и яблоки вместо мяса ешь, тысячи ведь платить надо! – сокрушается больной.
Но результаты – налицо. Бодрый, помолодевший, вставший в буквальном смысле слова на ноги, он говорит с удивлением: «Совсем себя чувствую человеком. Другую жизнь увидал!»…
Владимир Гиляровский в книге «Москва и москвичи» рассказал о богатейших купцах братьях Ляпиных, устраивавших лукулловы обеды в Купеческом клубе. После одного из таких пиршеств старший из братьев занемог, и был срочно приглашен Захарьин. Профессор, миновав ряд шикарных комнат, поднялся по узкой деревянной лестнице на антресоли в маленькую спальню. Пахло деревянным маслом и скипидаром. В углу, на огромной кровати, лежал старший Ляпин и тяжело дышал. Объяснил Захарьину, что съел блинов перед обедом, – так, десяточка на два, не больше.
– А э-это что? – закричал профессор, увидев клопа на стенке. – Как свиньи живете. Забрались в дыру, а рядом залы пустые. Перенести спальню в гостиную!
Пощупал пульс, посмотрел язык, прописал героическую дозу слабительного, еще поругался и сказал:
– Завтра можешь встать!
Взял пятьсот рублей за визит и уехал…
Врачебный талант Захарьина очень высоко ценил его коллега – Антон Чехов, сказавший однажды, что из писателей предпочитает Льва Толстого, а из врачей – Захарьина.
Но все вышесказанное – лишь одна сторона личности профессора. Да, он принимал пухлые конверты от купцов, но он же – и об этом практически никто не знал! – в течение многих лет выделял деньги в фонд нуждающихся студентов. По его завещанию наследники перечислили 30 тысяч рублей на будущий Музей изящных искусств императора Александра 3-го – Пушкинский музей…
Несколько лет назад, во время прокладки коллектора, строителями были раскопаны остатки Кузнецкого моста – белокаменные арки и часть кладки. Мост изучили археологи. К сожалению, из-за того, что котлован мешал движению транспорта, мост было решено вновь законсервировать, засыпав песком. До лучших времен…
Костюм XIX в. противопоставлял мужчину, с его упрощенными формами и постепенно темнеющими красками, и женщину, которая стала в своем наряде мерилом состояния мужа и рекламой богатства семьи. В первые десятилетия XIX в. модным женским силуэтом были платья в стиле ампир. В. Верещагин писал о моде александровского времени: «Блестящим метеором промелькнула воздушная богиня начала XIX в. Приблизительно с 1806 г., в ущерб общей стильности наряда, женщины начали прикрывать свои чары. Исчезли легкие полупрозрачные ткани, утратилась их благородная простота».
Мода ампира
Платья потеряли свою воздушность и легкость, талию опустили, юбка приобрела вид колокола. По подолу юбки, низу рукава и вокруг шеи платье отделывалось рюшем или оборкой из кисеи и батиста. Подолы платьев отделывали атласными лентами. После войны 1812 г. платья с высокой талией надевали уже поверх нескольких плотных или накрахмаленных юбок. Днем и на улице стали носить закрытые платья или на декольте надевать воротник-пелеринку. Очень популярной стала канзу - накидка или косынка из легкой кружевной полупрозрачной ткани с длинными концами, которые завязывались крест-накрест на талии. Рукава вверху стало модным отделывать эполетами из двух оборок, пелеринами или фонариком, переходящим в длинный рукав. В моде были плиссированные оборки и мелкий рюш - бие, которым по краю обшивали не только платья, но и белые перчатки до локтя.
Строкой источника
Середина 20-х гг. ознаменовалась тем, что линия талии постепенно спустилась и приняла свой обычный вид. Идеалом в то время стала женская фигура с покатыми плечами, тонкой талией и широкими бедрами. В моду вновь вошли корсеты и нижние юбки. Верхняя юбка женского платья стала книзу шире и пышнее, украшалась с боков и спереди обильными складками. Ширина юбок по подолу достигала четырех метров. Переход от узких юбок к широким был медленным и занял целое десятилетие.
Для прогулок в 20-е гг. носили спенсеры и рединготы, которые летом стали шить из плотного шелка в рубчик - гроденапля. Зимние рединготы шили из плотной шерсти - барежа и маркизета темно-зеленого, коричневого, синего цветов. Сверху на лифе и внизу по подолу отделывали бархатом. Узор шали периода ампир Бальные платья в 20-е гг. шили из тафты или бархата, с прилегающим лифом, открытым на плечах и спереди, сзади широкие рукава нередко делали из газа. Юбка украшалась оборками из того же материала, что и рукава. Шляпы на балах носили атласные с бархатом, шелковыми бантами и белыми страусовыми перьями на затылке. Перчатки, браслеты, шали и нитки топаза или агата дополняли нарядный костюм. По-прежнему в моде были ридикюли. Их шили из цветного бархата, по краям обшивали атласным рюшем в цвет бархата, вышивали цветным бисером или шелком, цепочки и замок ридикюлей делали из серебра. Веера носили на ленточке или цепочке на правом запястье. В моду вошли маленькие костяные или черепаховые веера с резьбой и росписью. Такие веера обтягивали китайским шелком или атласом нежного цвета. На нем изображали иероглифы или фигуры китайцев. Туфли носили без каблуков.
Грудь женского платья по-прежнему была открытой, а рукава стали значительно шире. Вверху у плеча они образовали род буфа или по всей длине собирались в два-три буфа, нижняя часть была узкой от локтя до кисти. Лиф платья украшали большим поясом из лент, сзади завязывали на бант. Повседневные платья шили так, чтобы не сильно затягиваться, отделывали их пелеринами до талии и широкими бертами. Берта представляла собой оборку из кружев или декорированной ленты, которая обрамляла вырез декольте.
Рединготы делали и с пелеринками. Шубы тоже шили с пелеринами и покрывали сверху атласом. Особенно популярной в эти годы стала ротонда - зимняя пелерина из черного или темно-вишневого плюша. Она обшивалась песцом и соболем. Позже ротондой стали называть верхнюю одежду до щиколоток со стоячим меховым воротником.
По-прежнему популярны кашемировые шали, а также модные клетчатые шали. Выходить из дома без шали, перчаток, зонтика и шляпы считалось неприличным. Шляпы были в моде с большими полями спереди, подбитыми шелком, завязками под подбородком и большим бантом в качестве украшения. Летние шляпы шили из батиста, тафты и соломки, а зимние - из бархата и атласа. Украшениями служили гирлянды цветов и листьев, а позже - страусовые перья и ленты. Самой распространенной в 20-е гг. шляпой была кибитка - с полями, закрывающими профиль лица. Шляпы имели высокую тулью и широкие поля. Береты стали большими, яркими, атласными или бархатными, их немного сдвигали на затылок или висок так, чтобы были видны букли. На балах же надевали береты, тюрбаны и чепцы, украшенные драгоценными камнями и перьями.
Табакерки. Первая четверть XIX в.